рита # чёрная весна ульяна чжан (or your choice)

Рита мало говорит о себе, но знает много о других. В ее светлой голове, или чаще в телефоне сплетение сплетен, чужие жизни текстовыми и покадровыми фрагментами в мегабайтах. Утренний свежий воздух на школьном дворе смешивается с синтетическим дымом от вейпа – она стоит рядом с одноклассниками и первое слово легко срывается именно с ее губ. Улыбается хитро, стреляет глазами и остро бьет козырем, припрятанным заранее. Иногда слишком метко, иногда больно и как будто специально. Рита перетягивает на себя внимание, чтобы занять место в чьем-то сердце, потому что свое пока пустует.

У нее проблемы дома, наверное. Вроде были слухи, что не в ладах с родными, а вроде кто-то говорил, что за белыми тонкими занавесками прячется уютная гармоничная печаль из-за утраты близкого, или нет… Совсем не так - Рита счастлива и все у нее замечательно. Кому какое дело, что там за закрытой дверью квартиры, когда среди сверстников гораздо больше сводок, чем в забытой среди спама утренней газете. Обратно все равно никто провожать не станет - дорожка из нескольких выпитых стаканов слишком короткая.

Рита яркой вспышкой мелькает в разноцветных стенах. Смех звонкой весенней капелью тонет в музыке, а вокруг глаз россыпь блесток звездами растекается по коже. Ей вроде бы нравятся хорошие мальчики, но танцует она с плохими. Позволяет себя касаться и тут же сбрасывает оковы чужих рук – стыд просачивается под нескромный наряд, а на глазах холодная пелена. Не хватает градуса в крови, чтобы больше не сдерживаться и Рита добавляет еще. Ей немного похуй на Локона, отнимающего минуту славы, сильно похуй на Мела, который прилипает к полу и направляет взгляд куда угодно, только не на нее, а Кисе бы вообще по морде дать за нарушение личных границ, которые она сама ловко нарушает. Рита мажет печальным взглядом по счастливым лицам и хочет кричать от разъедающего внутри черного одиночества. Но вместо этого расправляет плечи и гордо идет стрелять очередной новостью, что завтра разнесется по школе. Рите весело в моменте, и это главное.

Егор говорит, что ей нужно повысить самооценку и расставить приоритеты. Егор вообще много чего говорит, но смысл в этих словах уловить трудно. Там неясные шифры, что-то глубокое, чего Рита иногда вытащить не может, хотя очень старается. Старается понять, что такого есть у свободной Анжелы, чего не хватает ей самой. Рита часто сравнивает с другими и в этом ее главная слабость. Она накрывает с головой, как сухие невыплаканные слезы через ком в горле и находит отражение в людях, которых она мало знает. 

Она не лишена сочувствия, открытости и добра – этого с головой хватит, чтобы разделить свою и чужую боль напополам и упасть на землю, ныряя взглядом в космическое пространство. Эмпатия будит в ней откровение, она выговаривается и, кажется, впервые ощущает себя живой и настоящей. Раскатистые волны прибоя уносят из Коктебеля эту невыразимую печаль, оставляя ее очищенную душу на берегу.

Рита умеет любить и просто хочет быть любимой.

---

Да, это заявка на второстепенного персонажа сериала, которому было уделено мало экранного времени. Но Рита успела влюбить в себя своим ярким характером, несмотря на драматичную составляющую ее сути. Ритуля у нас везде – и проблем кому-то подкинет, и про «Чёрную Весну» все узнает, и поговорит по душам, обещая пригреть на плече (и не только). Стеснительность вообще не про нее – говорит смело, рубит с плеча. Ей можно, она первая красотка в классе, несмотря на тихую зависть к Анжеле (но это не точно, можете и подружиться, вай нот).

В заявке собран образ из того, что представили в сериале, однако ты можешь продумать чуть больше деталей, изменить какие-то данные и сделать ее удобной под себя. Никаких рамок и ограничений, кроме, пожалуй, фишечки с тем, что Рита кокетка и сплетница. Можешь даже организовать свой клуб, анонимный чат по подписке, где все самые свежие инфоповоды, чужие отношения и главные тусовки на районе. Внешность тоже на твой вкус, можешь подобрать свою (но мы считаем, что Ульяна Чжан топ девочка).

Мы ребята активные в плане игры, затащим в эпизоды, будем дарить комплименты и букеты из ромашек. Адекватность чек, техподдержка чек, харизма и мемчики чек. От тебя тоже ждем примерной игровой стабильности и интерес к фандому в целом. Залетай в лс, сражай наповал.

пример поста

Асфальт плывет радугой от бензина, разливается пятнами и прямо на тротуар брызгами под две пары кросс, что стыдливо застыли в стороне. Шум дождя похож на помехи, обычно громкий, а сейчас такой неопределенный, сквозь пелену – Боря сильнее слышит то, что у него внутри.

А внутри только вспышки и звуки выстрела. Особенно по ночам, когда хочется отключиться, но в итоге снова приходится сидеть у стенки до утра и слушать самого себя -  невыносимо и так противно, что хочется вылезти из собственного тела, сбросить эту оболочку, отпустить стягивающую горло веревку.

Озон оплетает легкие, руки холодные даже в карманах куртки и кажется, что ему уже никогда не согреться.

Почему-то вспоминается эпизод, когда он впервые собирал табельное отца. Под чужим выжидающим надзором, сидя за столом с сосредоточенным видом – вкладывая одну деталь в другую, чувствуя вес пистолета на ладони. Снять предохранитель, потянуть затвор на себя, зажать палец на спуске. Ничего сложного, по сути, ему даже понравилось.

Как нравилось заправлять гарнитур в «черной весне» — делать так, чтобы стреляли.

Мысли все еще там. На мелкой гальке по тонкому кровавому следу, заметаемому ногами. Взгляд дикий, пульс децибелами в ушах до ультразвука и крепкая уверенная хватка рукоятки.

Чужая ненависть топит его личное — словно подхватывает вирус. Есть друзья, а есть враги, есть правильное, а есть плохое и от него нужно избавиться. Защититься. Он даже не выбирает сторону – просто знает, что должен. Никакие факты и прочие доказательства не застревают лезвием под ребрами, чтобы остановить это отчаяние.

Ненавидеть так легко. А вот любить и прощать – очень сложно.

Ему жалко Илью, жалко Игоря и себя тоже жалко.

Он все еще слышит немую молитву стоящего неподалеку с пистолетом у подбородка Кудинова. А с другой стороны что-то кричит сорвавшийся Киса. Игорь в вызывающей манере добивает последним словом. И все эти звуки, обвинения, угрозы сливаются в адскую смесь, по нарастающей, пока мир не сужается до одной точки.

Нажать на курок тоже оказалось просто.

Этого можно было избежать. Ведь всегда есть другой выход… Тогда Хэнк его не видел. И сейчас не ищет тоже. Просто живет, дышит, куда-то ходит, что-то делает. Мир не раскололся, шоковое прошло и вот он со всем этим принятием теперь застрял, как в пограничье. Ему нормально, как может быть нормально человеку, который мысленно приравнивает себя к мертвецам.

Кисе он об этом сказать не может. С ним и без того все сложно, на тонкой грани чего-то до конца не сформировавшегося, оставшегося памятью на губах и в осторожных касаниях. Но мысли о нем странным образом успокаивают эти хреновые самокопания. Противоречиво, странно, но уж как есть…

Он поворачивает голову в сторону Егора, что стоит с ним рядом. Как всегда, задумчивый, спокойный внешне и не до конца им всем понятный. Боря долго думал о том, как он там, со своей этой ношей на глубинах. Вывозит ли? Теперь, кажется, знает ответ слишком хорошо, чтобы спрашивать.

Просто всматривается в чужое фактурное лицо, будто в этих светлых глазах можно прочитать ободряющее «все будет хорошо» и оно действительно будет. Смоется с ливнем с поверхности, унося за собой эту невыносимую грусть.

— Не знаю. – Отвечает Хэнк, вглядываясь в стекла кафешки напротив, где огни, уют и пахнет кофе, пока они тут застряли в промозглом пространстве, отрезанные от другого мира водой. – Относительно нормально.

Жмет плечами и ощущает, как по спине бежит неприятный холод.

С Мелом всегда было проще советоваться, договариваться, искать правду… А теперь, он как закупоренный в оболочку из мыслей о своей вине и не озвученных слов об отношениях с Ваней. Хоть напейся и кричи во всю глотку, как проповедник.

Протягивает Мелу зажигалку и сам тоже следом зажимает сигарету губами. Тянет внутрь и обратно красивым сгустком в воздух с оттенком ментола и арбуза.

— Не говори так.

Хотя хочется сказать «я тоже».

— Я понял только одну вещь, пока меня тошнило от самого себя – мы все будем такими же. Как они… С вышибленными мозгами, зато с регалиями.

Неприятная правда колет, но что им всем теперь идти и топиться следом в бухте? Трусливо, слабо и с похеренными ценностями, ради которых все затевалось? К черту. Лучше себя ненавидеть и жить, чем идти ко дну.

Пока никто не обронит лишнее про их общую тайну, она такой и останется.

— И жалеть не надо тоже. А то сразу все на лице написано.

Говорит, а у самого в горле дым застревает, и глаза предательски слезятся. Потому что сам в сердцах очень жалеет Егора, и Кису, и Генку. Прижимает их к душе и в унисон в успокаивающем понимании. Наверное, поэтому сейчас так трудно смотреть на Мела – потерянного и как будто действительного выискивающего опору.

— Мне вообще перед тобой немного стыдно. – Просачивается сквозь зубы, хотя не планировал. – За то, что тогда не остановил, а в этот раз тебя подставил.

Но уже поздно сдавать назад.

Если нужно будет заправить гарнитур снова, он это сделает.

azhdaha # genshin impact

Они называют тебя хвостатым и шепчутся по углам, а ты огрызаешься со свистящими и шипящими звуками, чем вызываешь ещё больше насмешек.
Я знаю о твоей боли.
Сначала борьба за внимание с адептами и ненависть к Сяо, теперь недовольство тем, что в нашем доме поселились ученики. Ты не понимаешь, зачем. Они другие, отличные от нашей природы и чужие по сути.
Ты — маленький дракон, в твоей натуре присваивать. Мне льстит, что ты решил присвоить меня, но для этого следует больше стараться.
Ты стараешься недостаточно. Я промолчу.
Однажды камень вырастает под твоими ногами, так велят мои руки. Ты запинаешься, но не растягиваешься на земле. Твои движения подобны кружению золотого листа. И я замираю. Они тоже молчат.
Ты презрительно называешь их бесхвостыми.
Я смеюсь.

---

Та история, где ученик очень полюбил учителя, а учитель не понял, насколько. Опционально они даже переспали (раз триста), потому что учитель из хойолаб, а не из китайских новелл, но учитель ОПЯТЬ НЕ ПОНЯЛ. Потом ещё и притащил себе какого-то мужика, который вообще как будто не от мира сего; сидит пялится на него сто часов, чем раздражает нереально.
Мы с Байчжу играем в прошлом. В настоящем у Чжуна и Бая отношения, но в прошлом реальность такова, что Чжун ведет войну, Бай его бесит, а Аждаха пытается быть поближе к учителю. Бай сказал мне, что нам нужен сын. Ну вот короче ему вы будете сыночкой, а со мной разберемся в индивидуальном порядке.
Ещё я бы хотел аушки для нас двоих. В теории можно залезть туда и не выползать.
Пожелания к вам: писать раз два три четыре в две недели нужное подчеркнуть.
Пишу адаптивно. Могу от первого от третьего с метафорами и без переебать пост интертекстом или нет, но всегда с прости господи большой буквы и достаточно быстро.

двигаем нарратив

Чжун Ли сосредотачивается на дыхании животом. Лекари и ученые мужи говорят, будто успокаивает. Безотказное, мол, средство, работает на всех, от жителей Селестии до простых смертных.
Лгут.
Проходит пять минут, а потом и все пятнадцать, а у Чжун Ли все ещё вертикальные драконьи зрачки. Освобожденные от перчатки пальцы, перемазанные пыльцой дендро, судорожно сжимаются и разжимаются, будто он уже поймал ими вора.
Время, важное в поисках человека, для архонта не имеет значения. Земли пропитаны его силой, они подскажут, где отыскать наглеца. А вот что делать дальше? Паузы для раздумий полезны, особенно если приподняла голову едва знакомая эмоция — бешенство.
Золотая пелена постепенно спадает с глаз. Чжун Ли осматривает раскуроченную сокровищницу, но взгляд не находит искомое. Трупик давно почившего змееныша бесследно исчез, не осталось даже наполовину сброшенной чешуи.
Бросив ругательство сквозь сжатые зубы, Чжун Ли ударяет кулаком в угол пещеры, активируя цепочку следилок, и выходит прочь. Стоит подумать о более надежном способе защиты, ведь однажды сюда уже проник змееныш, занявший черствое архонтовское сердце, а теперь вот опять какой-то… змей.

Его ведет запах. У вора аромат гречишного чая с легким цитрусовым оттенком. Чжун Ли сразу решает, что ему не нравится. Он сказал, демоны побери, не нравится! Он ненавидит гречишные поля, он ненавидит цитрусы, он испытывает стойкую неприязнь к самому себе. Самому ценному сокровищу место в покоях, а не в схроне, но у Чжун Ли не было раннего опыта, чтобы ошибка подсказала, как действовать теперь.
Он не торопится. Внимательно, насколько возможно в его взбудораженном состоянии, следит за изменениями в запахе вора по мере их сближения. Странное дело. Всего пару минут назад, Чжун Ли был уверен, что змееныша украл неизвестный адепт, но теперь он совершенно точно ощущает человеческую сущность преступника. Это неприятно и странно, потому что в людей, ворующих у архонтов, верится с огромным трудом, но у кого может быть достаточно сил, чтобы запутать дракона?
У наглеца.
У наглеца, который совершил своё злодейство, а потом решил притащиться аккурат на дорогу к новой резиденции Чжун Ли.
Это что, какая-то особая форма человеческого мазохизма?
Чжун Ли уже видит его. Втягивает ноздрями запах, чтобы понять, как в человеке умудряются смешиваться чистое дендро и силы адепта. И замирает.
Так мог бы пахнуть Аждаха. Может быть Сяо с полвека назад. Но не, черт, побери, этот незнакомец! Какого клятого демона этот безумный вор пахнет самим Чжун Ли?
Ярость вновь накатывает волнами, потому что ответ один. Раз внутри человека есть частицы Чжун Ли, значит, он сожрал змею. Может быть проглотил целиком, а может быть разделал ножом по кусочкам. Решил, что получит особую силу, исцеление, или в чем там нуждаются люди. Чжун Ли наплевать.
Сила гео подбрасывает его вверх. Он не понимает, почему оказавшись перед человеком всего лишь впечатывает его в камень, да ещё достаточно бережно, будто и правда важно, что будет со смертным телом.
Первые два десятка секунд он даже не может говорить — только ощупывает взглядом белое лицо и янтарные глаза. Аромат человека действует как лучшее из успокоительных средств, потому что Чжун Ли все же его не раздавил, а потом ещё и очень быстро начинает соображать, становясь самим собой. Архонтом, который брезгливо отдергивает руку прочь с шеи незнакомца и надевает болтающуюся на поясе перчатку.
— Как думаешь, что я с тобой сделаю, вор?

мамкин метафорист

контекст :: луна = мэгуми фушигуро

Вы слышите меня, о “великие” боги? Распятые и разломанные, деревянные обугленные головешки и обломки каменных изваяний. Я сотворил это с вами. Я попрал вас, я стоял на ваших лицах и мочился в ваши глазницы с вырванными глазами. Сначала я сдернул штаны, а потом вы подохли. Вы, наблюдавшие за мной с высокомерием таракана, забравшегося под потолок. Вы не будете больше смотреть. И только луна, луна, прекрасная белоликая луна, заполнившая небосвод, одна только луна танцует в поле из густо-синих колосьев, которое я для неё подготовил. Только луна, недосягаемый символ.
Планеты в параде — её невесомый шелковый шлейф, её молчаливая свита, склонившая головы перед великой рани. Её пальцы усеяны кольцами из белого золота с камнями падпараджа. Она взмахнет рукой — и с неё слетят цветы лотоса. Жестокие дэвы, они станут царапать мне глотку, чтобы ты не услышала кашля собаки, они попадут мне в глаза, и я вмиг ослепну. Светлые взоры достойны прекрасной рани, кровавые взгляды асур обращаются в камни, которыми она с разумным презрением уничтожит врага.
Но будь снисходительна, великая царственная княжна, и тебе воздастся.
Я заливаюсь хриплым каркающим смехом — мне вторит ночная птица. Бездарное создание. Тебе бы немного крови в легких и безумия. Я знаю рецепт, я знаю, что три десятка ударов острым предметом любого из нас лишают рассудка.
ВЫ СЛЫШИТЕ МЕНЯ, О “ВЕЛИКИЕ” БОГИ? Теперь я приношу дары. Склоняюсь перед великой луной и не смею топтаться по её владениям, как топтался по вам, ковыряясь в кишках мыском туфли. Один-один: вы в ответ совали в меня свои противные пальцы-обрубки. Вы ждали, что я подохну, но я так и не помер, я принес плод тамаринда из ваших земель, чтобы размазать его оранжевый сок по синему-синему пшеничному полю. Наряд, достойный рани.
Она сбросила под мои ноги кольца, но я, смотрящий на неё растравленными глазами, чувствую только истинный голод. Смерть породит новые жизни.
— Как тебе будет угодно. Ты здесь бог. Тебе нравится быть моим богом, Мэгуми?

jayce talis # arcane

у джейса ладони, в отличие от виктора, – большие, тёплые, сильные; виктор их чувствует на своих плечах всякий раз, когда джейс пытается выразить поддержку или понимание, радость или сердечную горесть. он будто невинный ребёнок в теле взрослого молодого человека средних двадцати, с мозгом мудрого и пережившего сотни десятилетий старца, но лишь в вопросах, касающихся науки и его опытов, когда как во всём остальном виктору порой кажется, что он – полнейший идиот.

джейс сам по себе сильный, тёплый, энергичный, живой – он такой, каким виктор хотел бы быть. и даже если не получилось бы, то такой, на кого виктор хотел быть иметь возможность положиться, несмотря даже на его ведомость и импульсивность. виктору нужен этот катаклизм, этот взрыв бесконечного и не огранённого, не ограниченного академией интеллекта и веры в непременный успех, этот толчок перед рывком, ему нужен джейс и его – в глазах всех остальных – неприемлемые учения. и виктор понял это, когда увидел его впервые: жалким пойманным щенком, на которого надевали наручники; и виктор знал, что именно здесь ему нужно выйти за рамки привычных процедур, нужно найти его, поддержать его, убедить его: их знания, их руки, вместе сложенные, точно приведут к положительному результату, на который весь пилтовер будет смотреть с восхищением, предвкушением, желанием вложиться. это не то, что виктор ищет, но то, что могло бы помочь ему, – им обоим.

джейс улыбается ярко: звёзды сияют в его глазах, когда он дополняет своей мыслью озвученную мысль виктора, когда десятки сотен отметок и записей сводятся воедино, будто он – ребёнок, которому только что вручили первую в его жизни конфету. виктор не привык улыбаться, но находит себя непроизвольно поднимающим уголки собственных губ, глядя на талиса, увлечённого собственным открытием.

джейс не знает, как сказать “нет” – он может сделать это только под давлением или только в наиредчайших случаях, он не может отказать приглашениям на самые изысканные вечеринки пилтовера, как самый популярный голден бой, как лицо прогресса и движения города в светлое будущее; и виктор рад оставаться в его тени, прятаться за его плечами, оставаться безымянным и незаметным – ему важно лишь то, к чему они придут. ему важно лишь то, что джейс думает о нём; не то, знают ли о его существовании десятки, сотни, тысячи лиц, которые смотрят на очередной стенд с фото талиса с ожиданием предстоящих изобретений и внедрений.

виктор теряет себя, когда слышит его рассуждения о будущем хекстека и его использовании с другими. виктор снова находит себя, когда смотрит в его глаза, когда чувствует его ладонь на своём плече или охватывающем его локоть – “мы же партнёры, верно? я никогда не оставлю тебя” – когда ему кажется, что один-единственный человек во всём этом мире может понять его и его стремления.

едкие и тёплые слова остаются затвердевшими белёсыми шрамами в сознании виктора, когда они ссорятся, мирятся, соглашаются, размышляют, когда они на одной волне, когда они остаются допоздна в лаборатории, а джейс случайно засыпает, расслабив шею и облокотив голову на костлявое плечо виктора. и если бы он был достаточно глуп, то подумал бы, что вот оно – единственное, неприемлемое, но такое тёплое объяснение его собственному существованию, и вот он укладывает чужое лицо на подушку на стол, накрывая широкие плечи пледом, пока тихо сидит рядом ещё несколько часов, расписывая уравнения и всевозможные вариации реакций, бросая взгляд изредка на его умиротворённое выражение лица: это всё, что он может. хотя, когда виктор засыпает над собственными записями в темноте и наивно полагает, что вокруг него никого нет, он находит себя утром спящим на утро на узком жёстком диване, прикрытым пиджаком талиса. и притворяется иногда, что всё ещё спит, вслушиваясь в тихие размышления и копошения джейса за его спиной, цепляясь в ткань тонкими пальцами, медленно вдыхая и впитывая в себя его запах.

виктор знает прекрасно, кто он и кем является джейс талис. он знает, что никогда не сможет перекрыть своим существом яркие и шумные вечеринки, что не заменит своими глазами чужих восхищённых взглядов, что никогда не сможет значить что-то большее, что не имеет даже крошечной причины думать, что он смог бы когда-то значить для джейса столько же, сколько тот значит для него.

он знает, но продолжает медленно, по крошечному, жалкому кусочку, саморазрушаться каждый раз, когда слышит его голос. он питается каждым тёплым словом джейса, проглатывает его с готовностью, прислушивается и оставляет где-то глубоко в себе, даже когда джейс больше не остаётся по ночам, не участвует в большинстве происходящего, когда бросает виктора одного в четырёх холодных стенах и горах записей.
                                   

---

the autistic man and his bpd princess boyfriend!!!!!
на письменном столе, в ванной, на кухне, на полу, в кровати, в лаборатории, в общественном туалете, где угодно
любое джейвик каноничное во вселенной аркейна — от того, как встретились, до того, как умерли, держа друг друга в своих объятиях (или переродились, были выплеснуты хекстеком где-то ещё, очутились в другом временном пространстве). у меня много идей, я хочу обыграть всё до каждой секунды
любое джейвик ау — флафф, хёрт/комфорт, чистое стекло, фем, т4т, цис, романтика, смерть, шиза, франкеншейн, всё, что только сможет прийти в голову
любое джейвик по лол — но в таком случае меня по большей части надо просветить
они мне нужны и нужны в нездоровом количестве
буду писать хоть каждый день (для меня сааамое комфортное это около 5к, но могу и больше, могу и чуть меньше), скидывать мемесы и эдиты, не умею делать графику, но буду резать гифочки, окружать любовью и заботой, можем смотреть/пересматривать аркейн вместе!!!! просто, пожалуйста, приди ко мне
пост на англе — могу писать свободно как на русском, так и на английском, если это как пример лично тебе не подойдёт, то в рамках разговора отпишу что-то и направлю, мне не сложно. уже заранее люблю, обнимаю и смотрю котячьими глазами

пример поста

there isn’t enough oxygen in this space for viktor to comfortably breathe. once spacious enough store was now closing in, squashing viktor’s trembling body with its cold walls; he feels a lump forming in his throat and his heart falling to the floor beneath him, as if begging for jayce to pick it up. it clearly did not belong to viktor anymore.

jayce should really know better than to so easily throw words like this. viktor breathes out quietly but shakily; he has to get out of here. he has to get some fresh air, some cold water and preferably some time apart from the man who is standing in front of him with such a puppy-like expression on his face.

viktor would love to stop the time and just stay right here for a little. to count his eyelashes in the warm sunlight as he looked down to write his number, inspect every millimeter of the tanned skin of his face: a tiny indent on his cheekbone, a little scar on his eyebrow, his light bristle, the sharp edge of his jawline, every little and barely noticeable mole and freckle, wrinkles in the corners of his eyes and creases of his smile lines – he probably smiles so much, – the soft edges of his lips, little gap between his teeth, his… viktor forces himself to stop here for his own good.

he has to get away. he has to get out of here right now.
would be fair to say that he never really had an experience quite like this: viktor hasn’t really dated anyone and was genuinely mostly not that interested in people like that. he used to be very dismissive about it, and didn’t give it too much of a thought – maybe, it’s just not meant to be something important to him. jayce appeared out of nowhere, and now, suddenly, everything viktor thought he knew about himself was turning upside down and back, and this feeling was addicting. viktor was starting to get very frightened with his own inability to control his senses, thoughts, what next? he’s gonna start flirting without even realizing what comes out of his mouth?

“you probably have work to do, and i had a couple of things planned for this afternoon,” – viktor is lying. but he has to in order to survive this situation. he twirls a strand of his hair with his fingers, as he looks down on the watch on his wrist and presses his lips together in a deep thought, – “how about… 8 in the evening?”

his head feels so empty: all he can hear is deep, soft and comforting voice echoing endlessly, hitting the inner walls of his skull just to get sent back to the opposite side and multiply, “and i’m all yours”;
viktor is feeling sick to his stomach. he is getting more and more lightheaded by the second, and it feels like he would lose balance and control of his body and just fall to the floor any second.

he gently hides the business card in the little chest pocket of his button up shirt and reaches into his bag to get his favorite pencil and sketchbook out. after writing his own number on the edge of the page he stops for a second to look up at jayce and then get back to scratching something on paper. he could see with his peripheral vision how jayce tilted his head to the side questioningly.

“you have mine too,” – after a little bit of time viktor finally rips a little part of the paper from the page and hands it up to jayce. there is, indeed, his number, carefully written with neatly shaped digits, and a little silly doodle of a chibi character, whose features looked very similar to those of jayce, – “just so we’re even.”

viktor giggles a little and puts the books with his sketchbook into the bag, getting up from leaning to the counter. he bends to his right a little, trying to maneuver around with all the books weighting on his shoulder, and stops in the entrance to look back at the man behind him, who had a somewhat worried grimace on his face.

“thank you for the books,” – he looks right into shop owner’s eyes, smiling reassuringly, stopping his hand on the door for a little, as if trying to delay his departing, – “see you soon, jayce.”

кирилл гречкин # баббл юра насонов

егор меленин, больше известный как “одной сюжетной ветки нам будет мало, давайте параллельно еще парочку”, ищет кирилла гречкина на кроссовер.
знание фандома черной весны необязательно

говорят, у тебя можно достать оружие, а нам нужны пистолеты. желательно старые и дуэльные, но, если честно, мы не будем слишком сильно привередничать.
говорят, ты — вип-клиент в ночном клубе рауля кудинова. я пару раз видел вас рядом, и мне показалось странным то ускользающее сходство во взгляде, которое есть у вас двоих.
говорят, ты золотой, невыносимый мальчик с мертвой пустотой на месте сердца. папа подарил тебе машинку, квартиру в центре и диплом, а про свободу — позабыл.

но это все сплетни. а как все на самом деле? что-то говорит мне, что дуэльный клуб покажется тебе веселой затеей.

---

во-первых, я хочу закроссоверить черную весну и баббл, и мои пацаны одобряют. (пацаны, моргните, если вы у меня в заложниках.) мы обеспечим подпольные гонки, отсыревший неон ночной питерской жизни с интеллигенцией и спиртом.
во-вторых, у нас есть стас кудинов со своими дэдди ишьюз, которые ему нужно реализовывать на своих и чужих детях.
в-третьих, я могу сыграть тебе под маской личного водителя с лицом олега трофима, который всегда может попытаться приучить тебя к нормальной жизни и вытащить тебя из твоей золотой клетки, если ты, конечно, захочешь посмотреть на настоящий мир.
в-четвертых, у нас есть кроссовер с анной карениной, мы ребята опасные.

пример поста

Егор поджимает губы на Борины слова об Илье.
Это плоско, гадко, и ему хочется отряхнуть Борины руки, чтобы Слепой не измазал его своим неуместным предложением денег.

Он понимает, о чем говорит Хенкин. У Мела под языком собирается горькая желчь, и хочется сплюнуть в сторону. Илья, как бы не старался, — избалованный ребенок, который только и может, что попытаться пихнуть цифры. Он как будто не понимает, что из-за него
из-за
из-за
из-за
него (тебя, мел? — голос Режиссера) него него
Боря выстрелил, перешел грань, изменился навсегда.

(этого бы с ним не случилось, если бы не твоя идея дуэльного клуба, егор.)
Егор не жалеет о дуэльном клубе, никогда, даже в минуты особенно острого душевного переживания. Даже в минуты, когда Боря стоит перед ним вот такой, с застревающими между зубов словами.

Мел почти блаженный, ему кажется, что запах пороха — это церковный ладан, гулкий звон колоколов в ночной непроглядной темноте, острый, болезненный луч маяка, выхватывающий силуэты их растерянной души.

Душевная работа должна быть, справедливость — должна быть, честь — должна быть. Мы делаем широкий шаг, не закрывая глаз, и бездна гостеприимно распахивает объятия для своих детей.

— Любовь для всех, — Егор отзывается легко и уверенно. Ему все еще кажется, что он чувствует неловкое осторожное Борино объятие. Чувствует, как растерянно бьется его сердце через несколько слоев одежды. Он чувствует тепло — в своем.

Мел думает о Леше. О том, как его пальто пахнет табаком, лекарствами и горьким одеколоном. О его прямой, смешливой выправке, и манере чуть вздергивать голову и закладывать руки за спину.
Мел думает, что Леша — настоящий офицер, смелый покоритель железных машин и неба.
Мел думает, что за то, что происходит между ними с Лешей, он был бы готов выстрелить еще раз.

— Они были, наверное, красивой парой. Ну, Стас этот и Игорь, — Егор выдыхает сигаретный дым, задумчиво закусывает сигаретный фильтр. Игоря он мало знал, видел мельком, школьникам он не наливал — умный был. (Но, видимо, не слишком.) Стас часто был в их квартире, правда, естественно, только на словах отца.

Есть в Стасе что-то, что Влада задевает.
Устроенность в жизни, видимо.
Егор никак не может все взять в толк, как можно так презирать богачей, как делает Влад, презирать весь этот быт, всю эту жизненную хваткость, и, при этом, работать на них.

(— мог бы преподавать в университете, мог бы сделать карьеру, а остался тут, в коктебеле, из-за тебя, егор, из-за тебя, он сам говорил по пьяни, по пьяни чего только не скажешь, с одним только условием, чтобы это все было правдой.)

Еще он знал Стаса из-за Анжелы. Видел, как подвижный, насмешливый Анжелин отец придерживает под локоть не до конца трезвого, тощего мужчину. Почему-то тогда смутился и не стал смотреть дальше.

Они не должны об этом говорить, ну, Боря и Егор. Это вроде не по-пацански, есть как бы невысказанный вслух запрет. Но Боря целовал Ваню, а Мел случайно видел. Но любовь в голове у Егора и правда для всех.
Анжела с утра писала ему, а он не прочел до сих пор. Как он должен читать ее сообщения, когда карман жжет значок с чужих учений, а кончик языка — личная, волнующая тайна. Когда даже Режиссер запахнул на груди свою куртку, чтобы прикрыть дырку, и любопытно прищурился, чтобы послушать их с Лешей историю.

Сын мента, молоденький ментеныш — Егор щурится, пытается разглядеть в сосредоточенном, чуть взволнованном Борином лице что-то, что напомнило бы ему Константина Анатольевича в своей форме. Егору хочется спросить Борьку, мол, тебя что, батя не учил по понятиям жить, что ты за Кисловым увязался не в друзья? Спросить и рассмеяться, потому что у Константина Анатольевича ебальник бы был такой, словно он свою фуражку проглотил, если бы он
у з н а л.

Как он вообще умудрился при своей ментовской наследственности? Егор знает, как, у Бори просто сердце — оно особенное. Оно такое большое, что в нем весь Коктебель, прибрежный городок с белой звездочкой во лбу, смешные школьники, упрямый отец, горячий, беспокойный Ванин взгляд. Ну и как Константин Анатольевич сможет прикрыть такое Борино сердце ментовской формой, которая у них передается по наследству, как генетическая мутация? Никак. Никак, не поместится оно под фуражкой.
Будет Боря Хенкин стоять на построении в таком же, как у всех мундире, а эти все будут на него оборачиваться, будут выжженной душой чувствовать, что он — не их. Что в его костях морской воздух свободы, а в его крови — умение любить вопреки всем правилам, а в его легких — запах пороха, которым пахнет справедливость.

Меленин подумал о Стасе и прикусил на всякий случай кончик языка (не помогло).
— Интересно, а Константин Анатольевич знает…? Ну, о Кудинове. Они же с детства вроде дружат.
Режиссер одобрительно сжимает Егорово плечо, за то, что он сдержал окончание фразы: “А вдруг они мутили в школе, а, Борь?”

— Вдруг он и об Игоре знает?

Егор иногда думает, что будет, если отец узнает об их дуэльном клубе. В его честном сердце в ответ гудит абсолютная пустота, ему почему-то кажется, что Влад сделает вид, что ничего не происходит, не выдержит взгляда глаза в глаза. Он будто бы воспитал в нем необходимость, жизненную необходимость, справедливости, и теперь не может с ней справиться.

Егору кажется, что он был в прошлой жизни белым офицером. Егору кажется, что Боря — тоже. Они, наверное, погибли вместе, в один час, под маленьким городком, где стоял их полк, погибли, зная, что вернутся снова. Найдут Ваню, Гену и дуэльный гарнитур.



(— а что будет, если узнает вронский, а, егор?)